Квадратный ящичек - Страница 5

- Если я доживу до конца нашего плавания, - простонал я, - то дам зарок больше никогда не путешествовать. Сейчас уже накрывают на стол - нет смысла подниматься на палубу. Я останусь внизу и распакую свои вещи.

- Надеюсь, к ужину твое настроение улучшится, - заметил Дик и ушел. Я предавался в одиночестве мрачным размышлениям, пока удары большого гонга не призвали нас в салон.

Само собой разумеется, что после происшествий этого дня мой аппетит отнюдь не улучшился. Тем не менее я машинально уселся за стол и стал прислушиваться к болтовне окружающих. В салоне находилось около сотни пассажиров первого класса, и, когда подали вино, гул голосов, сливаясь со звоном тарелок, перерос в настоящий гвалт.

Я оказался между очень полной и нервной пожилой дамой и чопорным маленьким священником. Они не пытались вовлечь меня в беседу. Я ушел в свою скорлупу и принялся наблюдать за моими дорожными спутниками. Дик сидел поодаль от меня, попеременно занимаясь то куриным филе, лежавшим перед ним на тарелке, то самоуверенной молодой особой, сидевшей рядом с ним. Капитан Доуи выполнял обязанности хозяина на нашем конце стола, а пароходный врач - на другом.

Я с радостью обнаружил, что Фленниген сидит почти против меня. Пока он был на глазах, я знал, что хотя бы временно нам не угрожает опасность. Он сидел, изображая на своем мрачном лице какую-то гримасу, что, по его мнению, должно было сойти за милую улыбку. От меня не ускользнуло, что он много пил, так много, что охрип еще до того, как подали десерт. Его приятель Мюллер сидел от него за несколько человек. Он мало ел и, казалось, был охвачен каким-то беспокойством.

- Ну-с, дорогие дамы, - заявил наш добродушный капитан, - надеюсь, на борту моего корабля вы будете чувствовать себя как дома. За джентльменов я не беспокоюсь. Официант, шампанского! За попутный ветер и быстрое путешествие! Уверен, что наши друзья в Америке дней через восемь - самое позднее через девять - узнают о нашем благополучном прибытии.

Я посмотрел вокруг себя и успел перехватить молниеносный взгляд, которым Фленниген обменялся со своим сообщником. На тонких губах Фленнигена играла зловещая улыбка.

В салоне продолжалась оживленная беседа. Говорили о политике, о море, о развлечениях, о религии. Я оставался молчаливым, хотя и внимательным слушателем. Вдруг мне пришло в голову, что было бы неплохо затронуть один вопрос - он не выходил у меня из головы. Я мог коснуться его как бы между прочим, но капитана это заставило бы насторожиться. К тому же, наблюдая за лицами заговорщиков, я сумел бы определить, какое впечатление произведут на них мои слова.

Внезапно в салоне наступила тишина. Темы, представлявшие общий интерес, видимо, были исчерпаны. Момент был подходящий.

- Позвольте узнать, капитан, - начал я, наклоняясь вперед и стараясь говорить как можно громче, - как вы относитесь к манифестам фениев?

Румяное лицо капитана побагровело от благородного негодования.

- Фении - презренные трусы. Они глупы и безнравственны, - ответил он.

- Банда мерзавцев, которые не осмеливаются играть в открытую и прибегают к пустым угрозам, - добавил надутый старикан, сидевший рядом с капитаном.

- Ах, капитан! - воскликнула моя дородная соседка. - Вы же не думаете, что они, например, способны взорвать пароход?

- И взорвали бы, если бы могли. Но я уверен, что мой пароход они не взорвут.

- Можно узнать, какие меры предосторожности вы приняли против них? спросил пожилой человек с другого конца стола.

- Мы тщательно осмотрели весь груз, доставленный на пароход.

- А что, если кто-нибудь принес взрывчатое вещество с собой? - высказал я предположение.

- Они слишком трусливы, чтобы рисковать своей жизнью.

До этого Фленниген не проявлял ни малейшего интереса к разговору. Но теперь он поднял голову и взглянул на капитана.

- Мне кажется, вы несколько недооцениваете фениев, - заметил он. - В любом тайном обществе находятся отчаянные люди - почему бы им не быть и среди фениев? Многие считают за честь умереть за дело, которое им кажется правым, хотя, по мнению других, они заблуждаются.

- Массовое убийство никому не может казаться правым делом, - заявил маленький священник.

- Бомбардировка Парижа была именно таким массовым убийством, - ответил Фленниген, - и тем не менее весь цивилизованный мир спокойно созерцал его, заменив страшное слово "убийство" более благозвучным словом "война". Немцам это массовое убийство казалось правым делом - почему же применение динамита не может быть правым делом в глазах фениев?

- Во всяком случае, до сих пор они бахвалились впустую, - заметил капитан.

- Прошу прощения, - возразил Фленниген, - но разве известно, что вызвало гибель "Доттереля"? В Америке мне приходилось говорить с весьма осведомленными лицами, которые утверждали, что на пароходе была спрятана в угле адская машина.

- Это ложь, - ответил капитан. - На суде было доказано, что пароход погиб от взрыва угольного газа. Но давайте говорить о чем-нибудь другом, а то я боюсь, что дамы не смогут заснуть.

И разговор перешел на прежние темы.

Во время этой маленькой дискуссии Фленниген высказал свое мнение учтиво, но с такой убежденностью, какой я от него не ожидал. Я невольно восхищался человеком, который накануне решительного шага с таким самообладанием говорил о предмете, столь близко его касавшемся. Как я уже упоминал, он изрядно выпил, но хотя его бледные щеки окрасились легким румянцем, он сохранял свою обычную сдержанность. Когда беседа перешла на другие темы, он замолчал и погрузился в глубокую задумчивость.